Оригинал текста доступен на сайте журнала Лакан-Паук: Ливаднов Г. La sphinge qui sphynge или метафора женского в Летурди // Лакан-Паук, 1/3. 2024. С. 51-58.
Данный текст, изначально подготовленный в качестве доклада для конгресса ТЕЕ в декабре 2022 и далее немного переработанный, является своеобразной попыткой в первом приближении прокомментировать место метафоры и буквы в лакановском учении, в особенности, как оно трансформируется в 70е годы прошлого века. Строго говоря, мне интересно, как разворачивается вопрос о deux pas-tout, вбирая в себя (и, соответственно, исходя из) нового понимания метафоры и буквы. В 1971 году Лакан даёт лекцию о Литуратерре после своей поездки в Японию. В этой лекции он обращает внимание на литтеральный аспект буквы, имея ввиду переход от letter к litter.
Лакан поясняет отношения между буквой и означающим, демонстрируя тот факт, что означающее не является производным от буквы, их отношения носят более случайный характер. Буква, больше относимая к littoralis, прибрежной линии, полосе, является перечеркнутой чертой, которой раньше не существовало. Буква производит перечёркивание, тем самым воспроизводя половинку, конституирующую субъекта. Говоря о возникновении субъекта, Лакан вспоминает историю из самой первой прочитанной им в детстве книге о петухе с отруб ленной головой. Напоминает нам он об этой же истории в Летурди, уточняя, что существует только две половинки: мужская и женская. Несомненно, Лакан ссылается здесь на свой более ранний текст Инстанция буквы в бессознательном, где, демонстрируя свое несогласие с Фердинандом де Соссюром относительно его понимания (и способа демонстрации) отношения между означающим и означаемым, он рассказывает историю о девочке, мальчике и двух туалетах. Железная дорога, по которой едут дети, приближаясь к двум известным местам и читая буквы, начертанные поверх ведущих в раздельные туалеты дверей, буквы, гарантирующие, что оба ребенка будут обречены ходить в эти изолированные помещения всю свою жизнь, этот неожиданно образованный смысл, императив, «подчиняющий публичную жизнь законам мочеиспускательной сегрегации», на нём покоится и процветает цивилизация — железная дорога становится воплощением расщепления субъекта, следовательно и черты.
Инстанция буквы в бессознательном — один из ключевых текстов Лакана, он постоянно рекомендует перечитать его во время своих семинаров. В этом тексте он также формулирует первую концепцию о мертвой букве, которая выступает в качестве основы бессознательного. Вовсе не удивительно, что там же появляется одна из первых вариаций лакановской логики сексуации, кроме того, понимание метафоры как преодоление черты и рождение нового означающего, метонимии же как невозможности преодоления черты. Через год после Литуратерры, подводя итог своему семинару Ou pire, Лакан пишет текст под названием Летурди. Он пытается сформулировать более устойчивую и продуманную логику сексуации, раскрывая недостатки классической логики универсального, вводя модальное измерение субъекта. Давайте оставим в стороне первые две знаменитые фразы Лакана, с которых он начинает Летурди: они все равно ещё скажут свое слово и без нашего участия.
Итак, Лакан вводит модальную логику, представляя её также на уровне грамматики. Le dire, или изречение, оказывается Реальным, невозможным, заявляющим о себе следующим образом: сексуальных отношений между полами не существует. Предполагается, что об отношениях между полами можно сказать только одно. Но грамматический субъект устраняется самим этим высказыванием, оставляя только n’y a, которому не предшествует никакое отрицание — теперь мы имеем дело с двумя le dire: le nia и le nya, ибо есть только два существа, могущих говорить об отношениях.
Использование омофонии nya/nia помогает Лакану образовать словослияние le nyania, где nia своей экивокальностью отсылает к простому прошедшему времени глагола отрицать (nier по-французски) —
здесь мы имеем дело с мужским началом, то есть с исключением, которому в прошлом удалось отвергнуть универсальное, тем самым учредив его, в то время как с nya все сложнее — нет и следа вне-существования, говорит Лакан. «Отрицание [nia] привносит сюда всего лишь за счет омофонии то, что именно здесь требуется, из-за прошедшей формы французского глагола, не отсылающей ни к какому существованию в настоящем, чтобы указать, что нет-и-следа [nya la trace].»
В словослиянии nyania суть в том, что экивокальность заменяет сексуальные отношения. Казалось бы, только благодаря этой омофонии мужчина и женщина могут сделать некое заявление о своих собственных отношениях. Но они несовместимы ни на уровне грамматики, ни на уровне логики сексуации, поскольку мы знаем, что nya — ((в)не)существование женщины, позже записанное третьей формулой сексуациии: нет такого x, которое не phi от x. Мы сталкиваемся с метафорой, включающей букву, которая, следовательно, подрывает любое возможное производство смысла — мы говорим о букве y. Встретиться с сей буквой ещё предстоит, следуя за мыслью Лакана, по мере разворачивания метафоры женского в этом тексте.
Мир человеческих существ представляет собой вращение в лабиринте дискурсов, из которого они не могут выбраться. Бессознательное повторение воспроизводится самим вопросом, то есть изречённым, le dit. Процитируем Лакана: «Они способны лишь позволить бессознательному сформулировать: «Как человек воспроизводит себя?», в чем и заключается вопрос. — «Воспроизводя вопрос» — вот ответ, или «заставляя тебя говорить», другими словами, заставляя того, у кого есть бессознательное, вне-существовать.»
Исходя из этого, существуют две универсалии, deux tous, разделяющие говорящих существ на две половины. Тело говорящих существ подлежит разделению его собственными органами. В случае с фаллосом мы имеем дело с ситуацией, когда орган становится означающим, изолирующим себя в реальности телесного в качестве приманки. Если в данном приближении мы можем говорить о том, как фаллос выступает в качестве означающего в мужской логике, то для женской логики Лакан изобретает новое слово origyne, комментируя его следующим образом: «означающее, которое напротив есть рыба, заглатывающая то, что необходимо для поддержания дискурсов.»
Конечно, обе половинки имеют дело с кастрацией, следовательно, и с фаллической функцией, но каждая половинка по-разному реагирует на вызов кастрации. Само место, из которого они имеют дело с кастрацией, является местом аргумента x функции Ф от x. Лакан утверждает, что изречение обнаруживается в увиливании от изречённого, тем самым обеспечивая решительный способ сказать нет, dire que non, фаллической функции. И конечно мы уже знаем, что есть два способа сказать решительное нет фаллической функции, как мы обсуждали выше.
Посему Лакан вводит разделение между двумя модусами, различимыми только на уровне буквы: мужское отрицание — nia, а женское отрицание — nya. Буква y позволяет расщепить слово, пометить и ремаркировать (подобно тому, как Лакан использует огромное количество возвратных глаголов по всему тексту — se thommer, se poutouthommer, se porpastouter и т. д. — именно в качестве стилистического приема, сообразного разщеплению субъекта, в тот самый момент, когда последний соберётся прочитать лакановский текст) фрейдистским ein einziger Zug, единичной чертой расщепление субъекта и в то же время обозначая несуществование Большого Другого.
Невозможно уловить разницу между мужским истоком и женским на уровне речи. Фонема в данном контексте не производит никакого смысла, в то время как на уровне письма форма обоих существительных несёт на себе единичную черту. Таким образом, буква прививает смысл слову, создавая метафору, которую можно было бы прочесть, но, с другой стороны, перечеркивает то, что было написано, отсылая к себе как к неисстираемому остатку, который не мог породить означающее.
Мне кажется, посредством рассекающей метафору буквы, Лакан подступается к описанию женского истока, основываясь на логике и топологии а-сферического мира. Один английский переводчик текста отмечает, что в самом начале, говоря о топологии разреза, Лакан использует глагол trancher вместо обычного couper: «Фрейд ставит нас на путь, где отсутствие-смысла [l’ab-sens] обозначает пол: именно в раздувании этого смысло-отсутствия-пола [sens-absexe] разворачивается топология, где слово совершает разрез.» Le mot qui tranche — это, с одной стороны, последнее и решающее слово, а с другой стороны, разрез поперек верхней части кросс-кэпа, разрез по ленте Мёбиуса, сводимый к самому разрезу.
К сожалению, сейчас не время подробно расписывать логику и топологию а-сферического мира. Тем не менее, в рамках этого небольшого комментария представляется необходимым задержать наш взгляд на последней ключевой загадке первого тура Летурди, с которым мы знакомим читателя в текущем номере журнала. Я говорю о загадке сфинкса в её лакановской интерпретации. Мы сталкиваемся в ней с женской версией сфинкса, которая обращается со своей речью к Лакану и одновременно к нам, читателям. Синхронизм достигается за счет закавычивания речи сфинкса и использования глагола vas, старофранцузской формы глагола aller. При этом в Autres Écrits Миллер допускает ошибку, буква s в глаголе vas выпадает из текста, типичная мужская ошибка при чтении женского письма. Таким образом, теряется двусмысленность послания Лакана: речь сфинкса адресована самому Лакану и читателю.
Рука, которая откликается на зов маленького тома, расщепленного субъекта, — это рука Антигоны, но это та же самая рука, которая может нас растерзать на части, «de ce que j’en sphynge mon pastoute». Новый глагол sphynger, по-видимому, относится к какому-то способу, которым сфинкс будет обескураживать Эдипа. Итак, мы сталкиваемся c женским письмом, и, если проследуем дальше, столкнёмся здесь с ещё одной невозможностью сексуальных отношений: перед нашим взором стоит маленький том, порезанный человечек, и загадочная женщина-сфинкс. Довольно забавный и немного жуткий переход: от девочки и мальчика, едущих в поезде, к этим двум диковинным существам.
Возможно, в этом и заключается загадка письма, которое всегда доходит до адресата и не делает ничего, кроме как феминизирует, сфинксирует всех вокруг, как точно указывает Лакан. Здесь я решил сделать небольшую паузу в своём комментарии, произвольным образом, паузу, длиной в целый журнальный выпуск, желая поделиться своими довольно прелиминарными и слегка обрывочными мыслями о метафоре женского начала и букве у позднего Лакана.